С.В. Коваленко

Профессор Ивановского государственного энергетического университета

МИФЫ РУССКОГО ЭТНОСА. ОПЫТ ИСТОРИКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Понятие  «миф» буквально означает предание или сказание. Им традиционно обозначают сказания о богах или связанных с богами своим происхождением героях, о первопредках, участвовавших прямо или косвенно в создании мира, народов и его истории. Традиционно, мифология рассматривается как система фантастических представлений о мире, отражающих особенности этнического самосознания. Исследование русской мифологии осуществлялось такими филологами, как А. Н. Афанасьев, В. Я. Пропп, которые рассматривали мифы в контексте ассоциативной деятельности человека, наблюдавшего астрономические и метеорологические явления. Представители французской антропологической школы (Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс) рассматривали миф как систему стимулирования чувств сопричастности и солидарности.

С позиций материалистического понимания миф рассматривался как «первоначальная форма духовной культуры человечества представляет природу и сами общественные формы, уже переработанные бессознательно-художественным образом народной фантазией» (Маркс К., Знгельс Ф. Полн. Собр. соч. Т. 12. С. 737). Следовательно, сведения мифа в той или иной форме отражало историческую реальность бытия человека и его возможности эмоционально-образного познания мира в целях его преобразования. В связи с этим выводом следует подчеркнуть, что практически все исследователи начиная с Гиппократа отмечали влияние местонахождения страны, климата и других природных факторов на формирование мифов различных народов. Мифологию можно смело назвать этническим самосознанием, которое в самом общем виде можно определить как «чувство принадлежности к тому, или иному этносу, выражающиеся в этническом самоопределении, т.е. в отнесении индивидом себя к данной этнической группе». Этнические мифы составляют основу единства различных групп социума, они формируют определённый образ мышления, устойчивую духовную составляющую, обозначаемую понятием «менталитет». Представители французской исторической «Школы Анналов» считали, что «менталитет» – это то, что связывает целые исторические эпохи, характеризуя этническую или национальную культуру. Суммируя вышесказанное, следует подчеркнуть, что мифы являются способом обеспечения исторической преемственности поколений этноса, ментальным способом снятия внутренних противоречий этноса и мобилизовать его энергетику на развитие.

Проблема исследования объективной природы этнических мифов осложняется тем, что значительная часть исследователей этническое самосознание рассматривает, как социальный конструкт, посредством которого происходит самоорганизация той или иной группы. По их мнению, система ценностей и культуры создается элитами, которые формируют этническое самосознание людей в конкретной реальности, манипулируя сознанием масс. Естественно возникает вопрос, имеют ли этнические мифы реальное антропологическое содержание, отражают ли они реальность исторического бытия или это фантомы сознания?

Сточки зрения материализма – признания существования объективной реальности материально-энергетических взаимодействий и их определяющего воздействия на процессы возникновения и развития менталитета – энергоинформационной силы самоорганизации, мифы и сказки славянского и русского этноса отражают динамику исторической реальности и выполняют функции мотивационного фактора. В героическом эпосе славян есть сюжет гибели былинного богатыря Дуная и превращения его крови в реку. Река Дунай в мифах славян разделяет жениха и невесту, отделяет мир «своих» от мира «чужих». Обязанностью молодцов становится рейд за Дунай. Филологи в этих сюжетах видели символический образ брака, с позиций исторической этнологии фольклорные сюжеты походов за Дунай отражали борьбу славян за возвращение на свою историческую родину.

Исследования генотипа славянского этноса однозначно связывает его происхождение с Балкано-Дунайским регионом, от которого исходит днепровская этногенетическая ветвь, ставшая основой рождения восточного славянства (Маркс К., Знгельс Ф. Полн. Собр. соч. Т. 12. С. 56, 110). Материально-энергетической основой развития славянской этногенетической ветви стало образование центра мировой металлургии на территории Балкано-Карпатского региона к VI – V тысячелетию до н. э. Металл Балкано-Карпатского региона и изделия из него достигали среднего Поволжья и, возможно, распространялся еще дальше (Алексеев В.П. Этногенез. М.: Высшая школа, 1986. С. 60–63). Ментальным отражением значения центра мировой металлургии стали традиции почитания камня, который в славянской мифологии ассоциировался с мужским началом, видимо, в силу его экономического потенциала, необходимого для воспроизводства этноса. У болгар известен мотив чудесного зачатия юнака от камня. Белорусы считали, что если в земле под супружеской кроватью лежит камень то, будет рожден мальчик пуповину, которого следует отрезать каменным ножом. Южные славяне верили, что большой, широкий, отдельно стоящий камень мог остановить смерть. Камень был носителем божественного духа и души человека, поэтому широко использовался древний обычай устанавливать надгробные камни на могиле. Объяснялся этот обычай стремлением «связать» душу, «привязать» ее к могиле, дать ей обиталище в камне, чтобы не маялась она и не блуждала по свету (Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.: Междунар. отношения, 2002. С. 214–215).

Первым металлом Балкано-Карпатского региона была медь, отличавшаяся своим красным цветом, что нашло свое отражение в ментальности древних кузнецов. Голосовое звучание названия цвета меди на древних языках народов Средиземноморья, по всей видимости, породило звучание славянского слова «руда», а оно, в свою очередь, дало начало целому гнезду слов со значением «красный». В славянском старинном стихе о происхождении человека говорится: «Телеса наши от сырой земли, Кости крепкия взяты от камени, Кровь-руда от черна моря» (Сказания древних славян. СПб.: Респекс, 1998. С. 107). В этих строках нас привлекает связь тела с камнем и рудой-кровью. Красный цвет обрабатываемой руды–крови становится цветовым символом русских. В рамках этого подхода можно рассматривать и сообщения арабских источников о древних руссах, которых византийцы называли «руссами», то есть, в переводе, «красными или рыжими». Эта этимологическая связь до сих пор сохраняется в чешском языке, например, в термине «красная армия», звучащем как «руда армия». Параллельно с этой версией, объясняющей цветовую символику русского этноса, следует вспомнить древнеиранское предание о герое-кузнеце Каве, борце за справедливость. Он поднял восстание против тирана, узурпатора иранского престола под своим знаменем – красным кожаным фартуком кузнеца (История первобытного общества. Эпоха классообразования. М.: Наука, 1988. С. 602). Архетип красного знамени, как символа борьбы за справедливость, проявил себя в деятельности крестьян, поднявших восстание 1861 г. в селе Бездна против содержания манифеста Александра II о ликвидации крепостного права.

Прямым свидетельством русского этноса с протославянским Балкано-Карпатским сообществом стали многочисленные русские сказки о Медном, Серебряном и Золотом царствах. Только в этом регионе встречались компактно расположенные месторождения меди, серебра и золота, открытые в V тыс. до н э. На территории Восточно-Европейской равнины месторождений этих металлов нет. О значении металлургии и кузнечного ремесла в жизни наших пращуров свидетельствуют древние мифы о Перуне и о Свароге. Сын Сварога – Дажьбог стал покровителем русских князей и кузнечного искусства, а сам кузнец стал помощником Перуна. Этническая связь восточных славян с Балкано-Карпатским регионом воплощается в мифологической фигуре Кия – божественного кузнеца, ставшего основателем столицы древнерусского государства Киева. Н. П. Ковачев, только в письменных источниках X–XIII веков на территории Балкан, Центральной и Восточной Европы обнаружил около семи десятков «Киевов» и «россыпь «новых городов»» (Новгородов) от Балтийского моря до Черного вдоль всего дунайского пути (Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т./ Гл. ред. С.А. Токарев. – М.: НИ Большая Российская энциклопедия, 2000. Т.1. А – К. С. 130). Исходя из вышесказанного, нам представляется отнюдь не случайным, что в названии древнерусской столицы – Киев заложено имя Кия, обозначавшего палицу или кузнечный молот.

Эта древняя родовая связь кузнецов, специализировавшихся на обработке металлов, бывших источником их материального благополучия, оформилась в мифологию кузнецов, как культурных героев, наделенных сверхъестественной созидательной силой. Поэтому в мифологии наших пращуров и её фольклорных осколках кузнец рассматривался, как создатель волшебного оружия для богов и героев: палицы, стрелы-молнии. Кузнец подобно богу мог закалять в металле героев, делая их неуязвимыми, чинить им черепа, ставя на них медные заплаты (боги-Кузнецы в мифах ряда кавказских народов). Часто кузнец выступает «божественным мастером»: он может выковать даже песню, свадьбу, слово (в мифах и обрядовом фольклоре балтов, славян). В славянской мифологии кузнец подобен богу, и это неудивительно, ведь под понятием «бог» славяне обозначали существо, приносящее счастье, т.е. богатство, оно же было альтернативой небогу, обездоленному. Видимо кузнецы эпохи бронзы выступали своеобразными посредниками между силами неба и подземного мира, извлекая, в силу этого, из данного процесса значительную выгоду. Они совмещали в себе образ горняка – рудокопа, связанного с добычей руды из горы, с подземным огнем, тайной которого владели кузнецы – громовержцы. С учетом вышесказанного, следует вывод о том, что уральские сказы горнозаводских рабочих о Даниле-мастере и Хозяйке Медной горы, сохранили память о кузнецах Балкано-Карпатского региона.

Историческое развитие хозяйственно-культурной деятельности наших пращуров в геополитической динамике стало определяющим фактором самоорганизации русского этноса на просторах восточноевропейской равнины. Доминирующими субъектами мифологического мировоззрения становятся пахарь Микула Селянинович и крестьянский сын Илья Муромец. Однако, мифы и сказки о богатствах Хозяйки Медной горы и о мастерах кузнецах стадии энергоинформационным мифом, побуждающих движение русских старателей на поиск месторождений Урала, Сибири и Дальнего Востока. Тем самым, была обеспечено присоединение к России гигантских территорий и сформировалась практика мирного сотрудничества русского народа с местными этносами. Естественное разделение труда между металлургами-кузнецами и племенами охотников-собирателей заложило основы уникальной культуры межэтнического сотрудничества.

Архетипы коллективно-бессознательного русского этноса как модели жизнедеятельности и самореализации могут проявить себя в экстремальных условиях. Молот, как мифологический образ орудия борьбы за справедливость под красным кожаным фартуком иранского кузнеца Кавы, становится общепринятым символом борьбы русского рабочего класса в его революционном движении. Роль этого архетип проявилась в стихотворении «Кузнецы», которое после Октябрьской революции стало своеобразным гимном: «Мы – кузнецы, и дух наш молод, Куем грядущего ключи. Вздымайся выше, наш тяжкий молот. В стальную грудь сильней стучи. Мы – кузнецы отчизны милой, Мы только лучшего хотим, И мы недаром тратим силы, Недаром молотом стучим...». В этом контексте понятно почему первой эмблемой молодого социалистического государства стал молот, фигура молотобойца на монетах страны Советов. Архетипы поиска новых месторождений русских старателей оформились в доминирующем направлении развития частной инициативы русских компаний, занятых созданием транснациональных корпораций по добыче полезных ископаемых по всему миру.

Взаимосвязь материально энергетических и энергоинформационных факторов самоорганизации этноса находит свое неповторимое отражение в его мифах, эпосе и сказках. Анализ мифов в системе архетипов «свой» – «чужой» дает нам указание на те этносы, которые специализировались на обработке металлов в эпоху меди и бронзы, извлекая при этом значительную прибыль, и тех, кто вынужден был покупать их продукцию. Последние создавали негативный образ кузнеца, в их числе мы можем отметить семитские и протогерманские этносы.

Следовательно, мифы и сказки мы можем рассматривать как стимуляторы реализации бессознательных моделей хозяйственно-культурной и социально-политической деятельности. Функционирование этих бессознательных моделей определяется антропологическими потребностями в сохранении жизни и продолжении рода за счет расширенного использования энергии среды обитания и социального взаимодействия. Соответственно, мифологическое наследие этноса следует рассматривать как определенный набор бессознательных моделей, обеспечивающих целостность, стабильность и возможность развития в исторической динамике геополитической самоорганизации.